Работы литконкурса "Семья и трезвость"
Татьяна Вятчанина. «Из путевых заметок»
Рассказы цикла «Из путевых заметок» удостоены Диплома III степени Московского литературного конкурса имени священномученика Иоанна Восторгова «Семья и трезвость»
Зарисовки в Ясной Поляне
Ты любишь Льва Толстого? Это важно, если едешь в Ясную Поляну. Ибо его образ и образы, им созданные, пронизывают там всё, каждую дорожку и травинку. Придают всему особое измерение, глубинный промер… Когда я увидела на клумбе черно-бордовые тюльпаны, я подумала, что они именно толстовские.
Я очень люблю Льва Николаевича Толстого, великого русского писателя. Его тяжеловесное глубокомыслие в сочетании с живой образной красотой без прикрас, действенной любовью к человеку как он есть и особой чуткостью к истинному, неложному залегли в самые корни моего мироощущения. Давно залегли, еще когда я в 11 лет первый раз прочитала и прожила «Войну и мир». Тогда в пробуждающемся полудетском — полуженском сознании были поставлены вопросы всей жизни и даже смерти…
Вчера в Ясной Поляне это осозналось и вспомнилось. С тех пор много всего наслоилось, исказилось, запуталось или, наоборот, обрело плоть и кровь. Но вопросы продолжают висеть… А тут вдруг забрезжили ответы, даже какая-то ясность проглянула – Поляна-то как-никак Ясная!) Но об этом чуть позже.
Приехали мы на самом деле, выполняя директорское поручение, с простыми деловыми целями: собрать сведения по детским музейным программам, желательно интерактивным. (Лев Толстой, как известно, очень любил детей!) Если повезет, понаблюдать и поучаствовать в оных.
Усадьба нас встретила весенней жизнью своего мира. Въездные ворота с башенками и какими-то простыми старинными хозяйственными постройками вблизи. Слева Большой пруд, верхний в каскаде из трех прудов, и просторная березовая аллея, поднимающаяся в гору – знаменитый и любимый тогдашними обитателями усадьбы «прешпект». Пошли по нему, под удивительно громкое пение соловья. Пруд сменила большая поляна, на которой паслись лошади и пони, а вдали виднелся плетень загона. Позже оказалось, что плетней тут много, за ними даже небольшая агротехника стоит. Наш путь лежал к «Дому Волконского». Я по невежеству своему все вопрошала окружающих (а таковыми были мои сотрудницы Марина и Олечка), откуда там взялся князь Волконский? Какое-такое отношение к Толстому? На что мое не более осведомленное окружение только вздыхало и пожимало плечами. Как оказалось – дед по материнской линии и исконный хозяин Ясной Поляны. С него списан в «Войне и мире» старый князь Болконский и имение Лысые Горы. А с матери Толстого – княжна Марья… Это меня поразило. В еще большее удивление меня повергло известие, что другой его дед – по отцу – был запечатлен в образе… графа Ростова! а отец – в Николае Ростове! И портреты висят, очень похожи на литературные… Выходит дело, что в романе так или иначе выписана история его собственной семьи? Понятно, что Толстой домыслил, дописал, преобразил, но канва-то! Я не знала… Хотя «Войну и мир» знаю практически наизусть и героев ее люблю, как живых. Но — возвращаюсь к действительности.
Ожидая некоторое время «принимающую сторону» возле дома Волконского, мы продолжали наблюдать окружающую жизнь. Гусь с гусыней со скотного двора, который находился «насупротив», с каким-то прямо-таки наслаждением ныряли и плескались в грязной луже. За скотным двором, за очередным плетнем открывались дали и ландшафты. Стояла тишина, нарушаемая иногда лошадиным ржанием или криком петуха…
Не буду утомлять подробностями нашего делового визита — достаточно того, что он состоялся, что мы получили все нужные сведения и даже поприсутствовали на просветительно-игровом занятии с детками под названием «Строим усадьбу» (кстати, остроумном и увлекательном): собирали из специально изготовленного конструктора Ясную Поляну, постигая попутно ее историю. А дальше… Дальше произошло постепенное погружение в яснополянскую атмосферу, в жизнь русского титана и гения, в дух этого места, заражающего ощущением простого и глубокого национального величия (по крайней мере, меня). Отец мой, кстати, был его страстным носителем и мне, видимо, тоже передал сколько мог…
Более чем скромный дом писателя — бывший флигель. Большой барский дом князя Волконского, в котором он родился и вырос, пришлось продать в трудные времена. Так что львиная часть классической русской литературы (можно и с большой буквы – Львиная!) создавалась в этом «сосуде скудельном»: в небольшом кабинете за столом на низком стульчике (из-за близорукости).
Но самое мое сильное впечатление – это его могила, у «зеленой палочки». Зацепила… Тем, кто не знает — расскажу. В детстве старший брат Николенька открыл Левушке тайну: где-то на краю яснополянского оврага зарыт клад – зеленая палочка, на которой написан секрет, который может сделать всех людей счастливыми. И они в ее поисках перерыли весь овраг, но тщетно… Потом, прожив жизнь, Толстой завещал похоронить себя именно там, у «зеленой палочки».
Поверь, такой могилы на земле больше нет! Простой прямоугольный зеленый холмик, поросший травой и обложенный веточками – и всё. Учитывая масштаб того, кто в ней лежит, эта простота потрясает и завораживает! Я еще в детстве, когда была там, ощутила это. Сейчас немного поняла почему – нет ощущения смерти, место очень живое и теплое. Особенно, когда вышло солнце и заиграло по зеленому холмику. И нет расставания – он ведь и после смерти остался дома, у себя в усадьбе, со всеми…
Я долго не могла оторваться и уйти оттуда. Спутницы мои терпеливо ждали. Олечка сидела на лавочке и следила за тем, как местный тощий кот-подросток охотится в лесочке за пропитанием (и таки кого-то задрал и сожрал), а Марина дефилировала по дорожке, приговаривая свое любимое «Господи, хорошо-то как!». Потом они аккуратненько увели меня и увезли в наш отель в Туле — как выяснилось, тоже усадебного типа. Но это, как писал другой столп русской литературы Федор Иванович Достоевский, уже новая история…
И, напоследок, «размышлизм» о толстовских ответах на поставленные им же вопросы бытия. О секрете счастья. Есть ли у него хэппи-энды? И да, и нет. Все его герои получают свое и чаемое, но оно оказывается не совсем таким, а иной раз и совсем не таким, как им представлялось и грезилось вначале. Являлось, но не сразу распознавалось. Господь вел через казалось бы непоправимые ошибки, через мировые и личные катаклизмы, через испытания на добро и зло, на верность и веру, предательство и благородство … Короче, через войну — к миру. И к своему счастью.
Так мне это увиделось в Ясной Поляне.
Однажды в Америке (из путешествия по Калифорнии)
Ну вот, друг мой, считай закончилась кульминационная часть нашего американского путешествия, во всяком случае, в духовном и… приключенческом смысле слова. Коротко говоря, это посещение русского собора в Сан-Франциско, где покоятся мощи св. Иоанна (Максимовича), и паломничество в горный монастырь-пустынь, основанный Серафимом Роузом, в Кордильерах, в местечке Платина, в северной Калифорнии.
Собор заставил меня еще раз подумать об Америке как о стране реальной свободы. Этот огромный и богатый храм, выстроенный по всем русским канонам, как бы являет собой кусок торжествующей России посреди практически столицы Калифорнии! И это сейчас, когда Россия опять объявлена врагом number one! И никто этому не мешает. По существу, храм — это место встречи разных поколений русской эмиграции и их потомков. Храм архиерейский и служит в нем архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский. Конечно, все здесь освящено присутствием св. Иоанна — личности удивительной и чудотворной! Пел большой хор (средне пел, но ведь пел, слава Богу!) и все было благолепно и как дома. О том, что мы находимся все-таки в Америке, а не в Москве, напоминал лишь акцент или вовсе незнание русского языка пожилых джентльменов при полном параде за ящиком.
Что касается лично нас, то св. Иоанн, видимо, решил принять нас со всем гостеприимством. Чудеса начались уже с утра. Судя по расписанию в интернете, мы вообще не попадали на службу — была объявлена одна ранняя, а русско-американские спутники мои были совершенно не готовы жертвовать оплаченным завтраком в отеле… Однако я рискнула проявить «занудство» и уговорила их подъехать хотя бы просто к мощам, не сильно откладывая… Даже это малое усердие оказалось вознагражденным — мы попали на необъявленную позднюю, причем архиерейскую.
Сюрпризы продолжились и после службы. Нас пригласили на праздник в доме напротив под названием «Дом русских скаутов». Там в огромном красивом зале при большом стечении русских православных сан-францисканцев (если можно так выразиться) усердные подростки подавали блины с икрой, красной рыбой, сметаной и еще много всего вкусного, своими руками изготовленного. Требовалось некоторое количество наличности на обязательное пожертвование, а наши рюкзаки были оставлены в неведомо где припаркованной машине. Вывернув все карманы, мы набрали тютелька в тютельку и получили все в изобилии.
Очень интересным, по-своему поразительным, оказалось общение с нашей эмиграцией, часто далеко не в первом поколении. Все были сильно взволнованы и расстроены ситуацией с Трампом и порчей русско-американских отношений. Во всем винят Пентагон, понимая, что ни сами русские, ни «простые» американцы (ни даже сам Трамп, по их мысли!) не хотят ссориться. И эти люди собираются здесь, у храма, чтобы противостоять всему этому изнутри – думают, решают, готовятся к действиям. Я никогда не представляла, как много для этих живущих вдали от России людей значит связь с этой самой Россией! И что для них значит этот храм и этот святой… Это было откровение.
Потом нам удалось выяснить у служителей храма про пустынь в Платине и как можно в нее попасть. Мы решили двинуться в путь.
Монастырь св. Германа Аляскинского в Платине перевернул нас всех – а именно меня, мою школьную подругу Лидию и ее американского мужа Эшли. Собственно, для меня путь в этот монастырь начался еще лет пятнадцать назад – конечно, в мечтах, как тогда казалось, несбыточных. Тогда в дом пришла книга о жизни удивительного американского подвижника Серафима Роуза. Я ее буквально проглотила залпом, несмотря на внушительные размеры. Духовный путь этого просвещенного богоискателя 20 века стал для меня ответом на многие вопросы об истинности русского вероисповедания, живым аргументом в лютовавших тогда спорах с близкими друзьями, уходившими кто в католичество, а кто и в оккультизм…
Родившись в обычной мало духовной американской семье, Серафим прошел многолетний путь самого серьезного и истового богоискательства в разных концах земли. Конец его духовным странствиям самым парадоксальным образом положила встреча с русским молодым человеком по имени Герман, а после — со св. Иоанном Шанхайским. Через них он соприкоснулся с русским православием. И здесь-то и обрел, наконец, Истину и живого Бога. Дальнейшим смыслом его жизни стало последовательное стремление донести эту истину до соотечественников – через переведенные на английский язык книги и служение. Одним из самых удивительных его деяний стало основание монастыря-скита в глухом и пустынном месте горной Калифорнии. В середине 20 века посреди прогрессивной Америки эти два подвижника проходят путь первых христианских отцов-пустынников, силой молитвы и труда выдерживая все тяготы жизни в дикой природе – с холодом, голодом, дикими зверями, змеями… Они выстояли с Божьей помощью. О них узнали, к ним стали приходить.
О, как же мне захотелось попасть в это место! Как же я взмолилась!
Но время шло и всё стало забываться, пока… Пока я вдруг не осознала, что нахожусь в Калифорнии, в 4-х часах езды от той самой Платины.
Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Несмотря на то, что речь шла о 4-х часах пути, попали мы туда только через полтора суток. И путь этот неожиданно оказался совсем не из легких.
Начать с того, что был момент, когда мы все трое горячо взмолились о том, чтобы просто добраться до него как условие физического выживания. Это было по дороге. Расслабленное шатание-болтание по всему, что Лидке казалось интересным показать дорогой гостье из России, удалось переломить только в середине следующего дня, когда я уже попросила наконец сосредоточиться на цели нашего путешествия. Тут-то и оказалось, что впереди еще несколько часов пути по чудовищному пустынному серпантину все выше в горы, все уже и опаснее, а в горах начало быстро темнеть. Причем назад дороги нет, не развернешься. И остановиться негде – справа склон, слева пропасть. Начались метаморфозы – вечно слегка отрешенный «чудик» Эшли на глазах превратился в решительного мужчину, ведущего машину твердой рукой, а мы с его постоянно командующей женушкой — в двух дрожащих тварей, взывающих к Творцу. Тем временем калифорнийские тропики стали стремительно сменяться классической зимой. Повалил снег…
В кромешной тьме уже практически без дороги подъехали мы в конце концов к красивым небольшим воротам. На них — слабо различимая в темноте надпись, ведущая в совсем другой, защищенный прямо-таки физически ощутимой благодатью мир – «BLESSED IS HE THAT COMETH IN THE NAME OF THE LORD». Несколько монахов и паломников сидели за трапезой – они нас ждали. Один монах — негр — читал жития, все на английском. Нас приветливо встретили, накормили, поселили в домиках на склоне горы, с печкой-буржуйкой, но без света. Дали фонарики. Моих спутников поселили в отдельном домике, а меня — с американской девушкой Стефанидой, приехавшей сюда со своим женихом за благословением на брак. После трапезы состоялось вечернее богослужение, тоже на английском (такова была миссионерская идея Серафима Роуза!). Служили при свете свечей и под потрескивание дров в печке. А дальше… В полном мраке, при свете молодого месяца, наощупь по заснеженному склону и мокрой тропе я добралась до койки и ничего кроме как лечь спать с фонариком под подушкой мне не оставалось (а время было — 8.30 вечера)…
К утру я уже все поняла о жизни. Счастье — это просто когда встает солнце! Да будет Свет!
При свете дня обнаружилось, что мы находимся не только в пустынном, но и удивительно красивом месте. Маленький компактный комплекс скромных, но достойных монастырских построек прилепился к одному из лесистых склонов кордильерских вершин. В небольшом отдалении от ограды с нависающей каменной площадки открывался величественный вид на заснеженный мир под нами и плывущие рядом облака. Выйдя из своего бунгало, я поискала, где можно умыться. Это был по-американски простой, чистый и оснащенный необходимым минимумом деревянный павильончик. Рядом с ним стояла косуля и с интересом меня разглядывала… Сожительство с дикой природой остается частью жизни этой необыкновенной обители. Позже, когда моложавый, излучающий радостную энергию монах водил нас по здешним достопримечательностям, на мой вопрос о разведении здесь домашней птицы или скота, просто ответил; «Нет. Мы пробовали несколько раз, но приходит медведь и всех задирает».
Главная достопримечательность – это, конечно, келья и могила отца Серафима Роуза. Их аскетизму я буквально ужаснулась! Хлипкая деревянная построечка с топчаном, столом и полкой с книгами. И иконы, конечно. Всё. И здесь не только жили, но и творили великие дела! Как это возможно? Вот поистине был вопрос для московской «барышни», на одни неполные сутки лишенной привычного комфорта. Хотя, как я потом поняла, у насельников монастыря в тот день было радостное событие – к ним в труднодоступную американскую глушь приехала женщина из Москвы! Мирового православного центра!
Это американское исповедание русского православия – «скудельное» и деятельное – произвело на нас ни с чем не сравнимое впечатление. Даже больше, чем на меня, оно подействовало на моих американских друзей. Эти раскрученные американские психологи, все про души человеческие знающие и понимающие, с «пониманием» же исповедающие все религии мира одновременно, были поражены как громом. Потом мне моя чуткая подруга призналась: «Я вдруг увидела, как мы погрязли в своей самодостаточности». Теперь они каждое воскресенье ходят в свой приходской православный храм под Лос-Анжелесом и ждут меня, чтобы опять поехать в батюшке Серафиму…